Маха-мантра - великая мантра освобождения: «Харе Кришна Харе Кришна  Кришна Кришна Харе Харе  Харе Рама Харе Рама  Рама Рама Харе Харе» | «О Всепривлекающий, о Всерадующий Господь, о энергия Господа, прошу, займи меня преданным служением Тебе!». Повторяйте Маха-мантру и будьте счастливы!

Сказание о Савитри – о жене преданной и любящей

Савитри и Сатьяван Истории

Сказание о Сатьяване и Савитри излагается в Махабхарате как история супружеской любви, побеждающей смерть.


Юдхиштхира спросил Маркандейю, видел ли он когда-нибудь столь благородную женщину, как Драупади. В ответ Маркандейя поведал ему историю о Савитри. Жил некогда царь по прозвищу Повелитель лошадей. Он был добродетелен, щедр и смел. Печалило царя лишь одно – он был бездетен. Приняв строгие обеты, он предавался аскезе. Восемнадцать лет он ежедневно совершал приношения богу огня, читал мантры, восхваляя Савитри, и вкушал скудную пищу. Наконец Савитри явилась ему в пламени священного огня.

– Я довольна тем, как ты соблюдаешь обеты, – сказала она. – Проси чего пожелаешь, царь.

– О богиня, – взмолился тот, – благослови меня потомством.

– Я уже говорила с Брахмой, – ответила Савитри, – по воле его родится у тебя блистательная дочь. Таков дар Брахмы, удовлетворенного твоим подвижничеством.

– Пусть будет так, – сказал царь, почтительно склонившись перед богиней, и Савитри исчезла.

Вскоре царица родила девочку с глазами подобными лотосам. Поскольку царевна была даром богини Савитри, супруги Брахмы, ее тоже назвали Савитри. Столь прекрасна она была, что люди при виде ее говорили:

– Сама богиня спустилась к нам.

Никто не осмеливался просить у царя ее руки. Однажды, после совершения ритуалов в честь богов, Савитри предстала перед отцом с цветами. Почтительно коснувшись его ног, она скромно встала рядом. Печально смотрел царь на свою прекрасную дочь, ибо достигла она брачного возраста, а жених так и не сыскался.

Царевна Савитри отправляется на поиски жениха

У мадров был некогда царь справедливый,
И щедрый, и сведущий, и терпеливый.

Защитой он был горожанам, крестьянам,
Трудился для блага трудом неустанным.

Все чувства свои обуздал Ашвапа́ти.
Судьба не дала властелину дитяти.

Желая потомства, мечтая об этом,
Себя подчинил он суровым обетам,

Всем сердцем он подвигам тяжким предался,
Лишь вечером раз в трое суток питался.

Порой, целомудренный, падал, без сил он,
Но множество жертв Савитри приносил он.

Прошло восемнадцать всеблагостных весен,
И подвиг отшельника стал плодоносен.

Довольна была Савитри поклоненьем:
Богиня с живым и великим волненьем,

Восстав из святого огня, появилась,
И слово сказала дарящая милость:

«Я вижу, о царь, ты в желаниях сдержан,
Я верю,— всем сердцем ко мне ты привержен.

Любую награду проси за служенье, —
Лишь к правде страшись проявить небреженье».

Сказал Ашвапа́ти: «Вот правда святая.
Служил я тебе, о потомстве мечтая,

И если сумел угодить я богине,
Прошу,— сыновей подари мне отныне:

Все наши законы,— мудрец поучает,—
Закон продолжения рода венчает!»

В ответ — Савитри: «Нет прекрасней желаний.
Предвидела я твою просьбу заране.

Я к Бра́хме пришла, и сказал Самосущий:
«Пусть дочери ждет он,— блестящей, цветущей».

Услышал ты, царь, Прародителя слово.
Сверх этого дара не будет иного».

«Да будет как сказано!» — царь ей ответил,
Как прежде, бесхитростен, кроток и светел.

Богиня исчезла, а царь, как и прежде,
Был предан законам, добру и надежде.

Прошло над царем достодолжное время,
И в лоне царицы оставил он семя,

И семя росло в целомудренном лоне,
Как месяц растет на ночном небосклоне.

Прелестная дочь родилась у царицы,
И лотосов-глаз трепетали ресницы.

Родители, радуясь той благостыне,
Назвали ее Савитри — в честь богини.

Шло время. Богине равна по обличью,
Вступила красавица в пору девичью.

Широкая в бедрах и тонкая в стане,
Казалась она исполненьем мечтаний.

Однако никто, красотой устрашенный,
Не брал ее, лотосоглазую, в жены.

Однажды, закончив свой пост многодневный
К богам родовым, в первый парван, царевна

Молиться пришла с головою омытой, —
И жертвенник вспыхнул, цветами увитый.

Предстала затем пред отцом на закате,
С цветами склонилась к ногам Ашвапа́ти,

И руки сложила, и встала с ним рядом, —
Широкая в бедрах, с почтительным взглядом

И царь, сострадая, сказал тонкостанной
Царевне своей, женихам нежеланной:

«О, дочь моя, время приспело для брака, —
Никто тебя замуж не просит, однако.

Сама поищи себе мужа: коль будет
Он равен тебе, нас никто не осудит.

Но знай, что отца осуждают законы,
Коль мужу не отдал он дочь свою в жены,

И муж осуждаем, жену разлюбивший,
И сын, овдовевшую мать позабывший.

Поэтому мужа найти поспеши ты,
Не то от богов мне не будет защиты».

Немного смутясь, но не зная тревоги,
Она поклонилась родителю в ноги,

С душою разумной, для блага открытой,
Отправилась в путь с надлежащею свитой,

Отправилась на золотой колеснице,
А царь и вельможи остались в столице.

Отправилась в чащи лесные, густые,
Туда, где отшельники жили седые,

Во многих священных местах побывала,
Наставникам-старцам дары раздавала.

Савитри выходит замуж за Сатьявана


Царь мадров сидел средь своих приближенных,
С ним — На́рада, сведущий в древних законах.

Царевна из дальних приехала странствий,
Предстала пред ними в блестящем убранстве,

Склонилась к ногам и отца и святого.
Властитель услышал от На́рады слово:

«Откуда вернулась царевна в столицу?
И замуж зачем ты не отдал девицу?»

А царь: «Потому-то, стремясь к этой цели,
Свою Савитри я отправил отселе.

Сейчас от нее мы узнаем: нашла ли
Супруга, в лесные отправившись дали?

Начни свою повесть, о дочь дорогая,—
Сказал властелин, Савитри ободряя.

И та, будто бога услышала,— сразу,
Отцу подчинясь, приступила к рассказу:

«Есть шалвов страна. Добрый, кроткий, всеправый,
Дьюма́тсена был властелином державы.

Когда он ослеп, стал он жертвой коварства,
И отнял сосед у несчастного царство.

С женою и с сыном-младенцем, незрячий,
Он в лес удалился, лишившись удачи.

Подвижником стал он в лесной глухомани,
Отрекся от низменных, жалких желаний.

А сын его, в царской рожденный столице,
Но ставший товарищем зверю и птице,

Сатьяван, в скитаниях найденный мною,
Есть тот, кому стать я желаю женою».

«Беда! — вскрикнул На́рада. — Тяжкое горе
На эту царевну обрушится вскоре!

Царевич, от праведных, чистых рожденный,
Правдивой и доброй душой наделенный,

Правдивым — Сатьяваном — прозванный с детства, —
Слыхал я, — коней полюбил с малолетства.

Гривастых лошадок лепил он из глины,
Конями свои украшал он картины,

За это прозвали царевича с лаской:
Читра́шва — «Скакун, нарисованный краской».

«А ныне,— спросил мудреца Ашвапа́ти, —
Вкушает ли отпрыск слепца благодати?

И есть ли в нем кротость, и ум, и отвага?»
Ответствовал Нарада, ищущий блага:

«Как солнце, он светел, как Индра, бесстрашен,
Как наша земля, он терпеньем украшен».

А царь: «Но красив ли душой и обличьем?
Насколько он щедр? И велик ли величьем?»

Ответил мудрец: «Благороден, беззлобен,
Он щедростью лишь Рантиде́ве подобен,

Красив он, как месяц, как братья Ашви́ны,—
Дневной и вечерней зари властелины.

Он стоек и сдержан, он смел и послушен,
Он скромен, и доблестен, и прямодушен».

А царь: «Коль таков он, душою высокий,
Какие же в нем притаились пороки?»

«Один лишь порок в этом царственном сыне:
Умрет через год, начиная отныне».

Услышав ответ мудреца, Ашвапати
Сказал: «Савитри, не горюй об утрате.

Другого найди себе в мире широком:
Бессильны достоинства рядом с пороком.

К чему тебе муж, что погибнет до срока?
Беги от несчастья, беги от порока!»

В ответ — Савитри: «Это ведает каждый, —
Три дела свершаются в мире однажды:

Замужество, смерть, обещание дара…
Умрет ли он юный, умрет ли он старый,

В нем много ли блага, иль больше дурного, —
Его избрала, не хочу я иного!

Что сердце решило, — то вылилось в слово,
А слову — решение сердца основа».

«О царь, — молвил На́рада, — силой душевной
И светлым умом обладает царевна.

Сатьявану равных не сыщем в подлунной, —
Одобрим же выбор красавицы юной!»

А царь: «Для меня все слова твои святы.
Я сделаю так, ибо ты — мой вожатый».

Мудрец пожелал им: «Развеем кручину,
Да будет вам благо, а я вас покину».

Взлетел в третье небо мудрец белоглавый,
А слугам велел повелитель державы

Всю утварь собрать, все припасы для свадьбы:
Желанному счастью преградой не стать бы!

С царевной, с жрецами домашними вместе
Царь двинулся в лес, угождая невесте,

А там, на подушке, набитой травою,
Священной, седой прислонясь головою

К могучему древу, сидел именитый
Отшельник. Глаза его были закрыты.

Предстал перед ним Ашвапати с поклоном.
Слепец-венценосец, согласно законам,

Владыку воссесть попросил на сиденье,
Затем предложил совершить омовенье,

Затем вопросил: «Государства властитель,
Зачем ты пожаловал в нашу обитель?»

Сказал Ашвапати: «Сатьявану в жены
Я дочь предлагаю, о царь прирожденный,

О праведник царственный с думой благою, —
Тебе Савитри да пребудет снохою».

Дьюматсена молвил: «Лишившись престола,
В лесу мы свершаем свой подвиг тяжелый,

И надо ли девушке, с миром в разлуке,
Испытывать наши невзгоды и муки?»

Ответствовал гость: «Эта жизнь быстротечна,
И счастье мгновенно, и горе не вечно.

Скажи, заслужил ли подобные речи
Я — с дочерью, с твердым решеньем пришедший?

Ты равен мне, жажду союза с тобою,
Ты в родичи мне предназначен судьбою!

С тобой породниться хочу я отныне,
Да сына найду в твоем царственном сыне!»

Ответил отшельник царю всеблагому:
«Давно я стремился к союзу такому.

Но царства лишенный, подвластный обетам,
Сперва колебался и медлил с ответом.

Теперь я согласен, о царь справедливый, —
Сегодня пусть брак совершится счастливый!»

Собрали жрецов, что в лесу обитали,
Детей своих браком цари сочетали.

Богатствами дочь одарив, Ашвапати
Вернулся, обрадован, к войску и знати.

И юное счастье супругов влюбленных
Простерлось под сенью деревьев зеленых.

Царевна, отринув наряд свой атласный,
Оделась деревьев корой темно-красной.

Была Савитри и добра и смиренна,
И, скромная, нравилась всем неизменно:

Свекрови — заботами и обхожденьем,
А свекру — усердным богам угожденьем,

А мужу — красой, и работой прилежной,
И ласкою — в уединении — нежной.

Так жили в покое, свой подвиг свершая,
И горя не ведала пустынь лесная,

Но утром иль вечером, в тайном терзанье,
Забыть не могла Савитри предсказанье.

Сатьяван и Савитри уходят в лес

Шло время. К Сатьявану смерть приближалась.
В душе Савитри были горе и жалость,

На дни, что летели, смотрела в печали,
Речения Нарады в сердце звучали.

«День близок, — подумала, — неотвратимый.
Умрет на четвертые сутки любимый», —

И строгий обет возгласила трехдневный:
Не ела, недвижно стояла царевна.

Услышал слепой об обете суровом,
К снохе обратился с сочувственным словом:

«Решенье такое — уму непостижно:
Три дня крайне трудно стоять неподвижно!»

В ответ — Савитри: «Так я твердо решила.
Меня не жалей, ибо есть во мне сила».

А царь: «Я обет призову ли нарушить?
Скажу я: «Нарушь», — не должна меня слушать!»

Незрячий замолк, сокрушаясь душевно.
Столпом неподвижным застыла царевна.

В безмолвном и долгом страданье стояла,
И ночь отошла, и заря засияла.

«День вспыхнул, чтоб жизнь дорогая погасла!»
С той думой в огонь возлила она масло,

Почтила, как должно, с смиренной любовью,
Отшельников-брахманов, свекра с свекровью.

Подвижники, движимы скорбью живою,
Взмолились о ней: да не станет вдовою!

Царевна ждала рокового мгновенья,
Но стало ей легче от благословенья.

И свекор с свекровью смиренно сказали:
«Исполнила ты свой обет, — так нельзя ли

Низринуть, сноха, послушания бремя,
Смотри, приближается трапезы время».

Ответила с ласкою дочь Ашвапати:
«Поем я, когда будет день на закате».

Тогда подошел, с топором на заплечье,
Сатьяван: он в лес отправлялся, далече.

«Пойду я с тобою! — сказала, тоскуя, —
Тебя одного отпустить не могу я!»

А муж: «Не просила ты раньше об этом,
И как, изнуренная тяжким обетом,

Прекрасная, пост соблюдавшая строгий,
Пойдешь ты пешком по нелегкой дороге?»

В ответ — Савитри: «Я сильна и здорова,
Пойду я с тобой, — таково мое слово».

А муж: «Хорошо. Но, над младшими властны,
Родители тоже да будут согласны».

К свекрови и свекру она, молодая,
Пришла и промолвила, скрытно страдая:

«Мой муж собирается в лес за плодами,
А также чтоб ваше поддерживать пламя.

Священный огонь — вот ухода причина,
И, значит, не надо удерживать сына.

Без мужа мне грустно, — слова мои взвесьте, —
Позвольте мне с мужем отправиться вместе.

Весь год прожила я безвыходно дома,
Мне прелесть лесная совсем незнакома».

Дьюматсена молвил: «С тех пор как женою
Сатьявану стала, — ко мне ни с одною

Ты просьбою не обращалась, родная.
Ступай же, супруга в пути охраняя».

С таким разрешеньем, тревожась о муже,
Пылая внутри и сияя снаружи,

С супругом отправилась в лес шумноглавый,
Где яркие ягоды, свежие травы,

Где нежно касались друг друга вершины,
Пронзительно перекликались павлины.

Шла с мужем вдвоем вдоль речного потока
И лотосы глаз раскрывала широко.

«Смотри!» — говорил ей супруг то и дело,
Но только на мужа царевна смотрела.

Уже он ей мертвым казался, и горе
Таила она в жизнерадостном взоре,

И, помня слова мудреца и пророка,
Ждала, содрогаясь, ужасного срока.

Так, думая думу свою втихомолку,
Плодами наполнила с мужем кошелку.

Затем началась дровосека работа.
Устал он, покрылся росинками пота,

Внезапно почувствовал боль головную,
И молвил, взглянув на жену молодую:

«Любимая, мне занедужилось, что ли?
Болит голова, в сердце — острые боли,

Как будто впились в меня копья иль стрелы…
Немного посплю, отдохну, ослабелый».

Присела царевна средь свежих растений,
И голову мужа себе на колени

Она положила, часы подсчитала, —
Уже роковое мгновенье настало!

Тогда-то, в испуге, изверясь в надежде,
Увидела путника в красной одежде.

С петлею в руке и в короне блестящей
Смотрел на Сатьявана страх наводящий

Глазами, налитыми жаркою кровью, —
Не тот ли, кто участь готовил ей вдовью?

Дары бога смерти

Царевна сложила молитвенно руки
И молвила голосом горя и муки:

«Ты мощи нездешней явил мне высоты.
Я вижу, ты — бог. Назови себя: кто ты?»

И был ей ответ: «Савитри дорогая,
За то, что живешь ты, добро постигая,

За то, что ко благу ты шествуешь прямо,
Откроюсь тебе: я — всеправящий Яма.

Сатьявана срок наступил. И петлею
Свяжу, унесу его, в бездне сокрою.

Он, праведник, был тебе верным супругом,
Поэтому сам я пришел, а не слугам.

Своим поручил унести его ныне, —
Смиренный, он чтил и богов и святыни».

Связал он Сатьявана быстро, умело
И душу извлек из безгласного тела:

То был человечек, не больше, чем палец, —
И стал бездыханным царевич-страдалец.

Исчезла душа — красота отлетела,
Уродливым стало бездушное тело.

Бог смерти направился в сторону юга,
Однако великая сердцем супруга,

Страдая и плача, с надеждой упрямой,
Безгрешная, шла неотступно за Ямой.

«Вернись,— посоветовал бог непреклонный, —
Сверши над супругом обряд похоронный,

Свой долг до конца ты исполнила честно!»
В ответ — Савитри: «Нам издревле известно,-

За мужем жена да последует всюду.
Он жил,— с ним была я, и с мертвым пребуду!

За то, что при муже отшельницей стала,
За то, что я старших всегда почитала,

За то, что усердно молилась, постилась,
За то, что и ты мне явил свою милость, —

Преграды не будет мне ставить дорога!
Нам, людям, законов завещано много,

Но дружбы закон — выше всех возглашаем,
И если мы дружбы обряд совершаем,

Семь раз вкруг огня мы ступаем стопою.
Я тоже прошла семь шагов за тобою,

И, значит, закон я исполнила главный,
С тобой подружилась я, бог многославный!»

Царь предков, бог смерти, сказал, красноокий:
«Явила ты, женщина, разум глубокий,

Слова твои звуком и мыслью богаты,
Даренье за это проси у меня ты,

Я дам, кроме жизни супруга, — любое!»
Страдалица молвила слово такое:

«Мой свекор ослеп и лишился державы,
Беседуют с ним лишь деревья и травы,

Владыке, живущему в кротком смиренье,
Верни, благородному, сильному, зренье!»

А бог: «Этот дар ты получишь как милость.
Вернись, безупречная, ты утомилась.

Усталая, вижу я, ты исстрадалась».
А та: «Рядом с мужем — откуда усталость?

Где муж, там и я. Скреплены мы судьбою.
Ты мужа уносишь, и я за тобою.

Владыка богов! Ясный ум обнаружим,
Сказав, что светла встреча с праведным мужем.

В одной даже встрече — добро и отрада,
Дружить с этим праведным каждому надо!»

Ответствовал бог: «Твоя речь благодатна,
И мысли на пользу, и сердцу приятна.

Теперь обретешь ты даренье второе,
проси, кроме жизни супруга, — любое».

А та: «Пусть получит мой свекор державу,
Привержен да будет он благу и праву».

А Яма: «Воссядет он вновь на престоле,
Приверженный благу и праведной доле.

Поскольку второй дождалась ты награды, —
Ступай, соверши над усопшим обряды».

В ответ — Савитри: «Самовластно ты правишь,
Предел ты людским поколениям ставишь,

Насильно в свою их уносишь обитель,
За что и прозвали тебя — Покоритель.

Но знаешь ли ты, в чем добро вековое?
Должны мы любить всех живых, все живое,

Ни в мыслях, ни в действиях зла не питая, —
Вот истина вечная, правда святая.

Все люди ко многим занятьям способны,
Но те лишь прекрасны, что сердцем беззлобны».

Бог смерти воскликнул: «Слова твои — благо,
Они — как для жаждущих свежая влага.

Заслужено третье даренье тобою,
Проси, кроме жизни супруга, — любое».

А та: «Мой отец не имеет потомства.
Чтоб радостью кончилось наше знакомство,

Ты сто сыновей подари Ашвапати, —
Правителей царства, водителей рати».

И Яма: «Отвагой, умом наделенных,
Сто братьев тебе подарю я законных.

Я этим дареньем тебя успокою,
Вернись,— далеко ведь зашла ты за мною».

А та: «Рядом с мужем идти — далеко ли?
Душа моя дальше стремится на воле!

Послушай: сияющим Солнцем рожденный,
Ты — Дхарма, дарующий правды законы.

Бог смерти, ты грозным могуч правосудьем,
Даешь ты покой и забвение людям.

Мы праведником правоту измеряем,
И больше ему, чем себе, доверяем.

Из той доброты, что в душе утвердилась,
Доверье ко всем существам зародилось.

Прекрасные качества есть человечьи,
Но самое ценное — добросердечье!»

А бог: «От тебя услыхал я впервые,
Прелестная, мудрые речи такие.

Ты правду познала,— и в этом заслуга.
Что хочешь проси, кроме жизни супруга».

Сказала царевна: «Пусть род наш продлится,
Пускай от Сатьявана сто народится

Отважных сынов, — у меня ли, на счастье,
Иль, может, у равной супругу по касте.

Хочу, чтобы милость над нами простер ты, —
И это я дар избираю четвертый!» —

«Родишь ты, о женщина, — молвил Всеправый, —
Сто смелых сынов, полных силы и славы.

Но ты исстрадалась от горькой утраты,
Вернись, потому что далеко зашла ты».

«Кто добр, тот и прав,— отвечала царевна, —
Он крепок духовно и стоек душевно.

Общение добрых сердца озаряет,
На доброго добрый без страха взирает.

На добрых земля утвердилась в покое,
В них, в добрых, — и будущее и былое.

От доброго добрый не ждет злодеянья,
За благодеянья не ждет воздаянья.

Добро никогда не бывает напрасно,
Всевластно добро, потому и прекрасно!»

«Пока, — бог ответствовал, — ты говорила,
Душе моей речь твоя радость дарила,

И мысль твоя, слогом красивым одета,
Казалась источником чистого света.

Ты стала мне ближе дитяти родного.
Добро, — ты права, — всех деяний основа.

Проси, что желаешь, и дар несравненный
Я дам тебе — любящей, верной, смиренной!

А та: «Мною дар избирается пятый.
Да будешь ты милостив, благом богатый!

Верни мне Сатьявана, если права я!
Пускай оживет он: без мужа мертва я!

Без мужа не надо мне хлеба и крова!
Без мужа не надо мне неба дневного!

Без мужа не надо мне вешнего цвета!
Без мужа не надо мне счастья и света!

Не надо мне дома, и поля, и сада, —
Без мужа мне жизни не надо, не надо!

Ты сто сыновей посулил мне, однако
Уносишь Сатьявана в логово мрака.

Прошу я: ты жизнь возврати ему снова,
И правдой твое да насытится слово!».

Бог смерти возвращает Сатьявану жизнь

«Да будет как просишь, — сказал убежденно
И петлю свою развязал Царь Закона. —

О чистая, муж твой отпущен. Отселе
Уйдете вдвоем и достигнете цели.

Согласно заветам и древним обрядам,
Четыреста лет проживете вы рядом.

Сто славных сынов ты родишь, и царями
Сыны твои станут, и богатырями,

Потомками будут гордиться своими,
Твое, сквозь века, пронесут они имя.

И сто сыновей, чье прозванье — малавы,
Отец твой родит ради правды и славы.

Как тридцать богов, будут силой богаты
Все братья твои, облаченные в латы».

Сказав, удалился, светясь лучезарно.
Она, посмотрев ему вслед благодарно,

Над телом усопшего мужа склонилась.
Ждала, трепеща: совершится ли милость?

Вновь голову мужа себе на колени
Она положила, присев средь растений,

И тот, кто лежал на земле бездыханно,
Открыл свои губы и очи нежданно,

Как будто он только заснул — и проснулся,
Как будто из странствий далеких вернулся!

Сказал, на любимую с лаской взирая:
«Неправда ли, долго я спал, дорогая?

Скажи, не во сне ли я видел ужасном:
Тащил меня муж в одеянии красном?»

В ответ — Савитри: «О великий в стремленьях!
Ты сладко заснул у меня на коленях.

Бог смерти сюда приходил красноокий…
Скажи, — исцелил тебя сон твой глубокий?

И если прошла твоя боль головная, —
Пойдем, ибо тьма наступает ночная».

Сатьяван, обретший сознание снова,
Взглянул на цветение мира лесного

И молвил, как будто от сна восставая:
«Рубил я дрова, о жена дорогая,

Почувствовав боль в голове, на колени
Твои я прилег, чтоб найти исцеленье.

Вдруг тьмою оделись поляны и рощи.
Я мужа увидел неслыханной мощи.

Что было со мною? То сон или бденье?
То был человек иль явилось виденье?»

Сказала жена: «Мгла ночная сгустилась.
Поведаю завтра о том, что случилось.

И мать и отца ты оставил в смятенье,
Пойдем, ибо ночи надвинулись тени.

Здесь ищет свирепая нечисть корысти,
Здесь рыщет зверье, здесь тревожатся листья,

Здесь воют шакалы,— полна я испуга
От их голосов, долетающих с юга».

А муж: «Но во тьме ты не сыщешь дороги,
Боюсь, что от страха отнимутся ноги».

Она: «Вот огонь, раздуваемый ветром:
Лес нынче горел; если хочешь ты, светлым

Я сделаю путь, прогони опасенья,—
Огонь принесу, разожгу я поленья.

Но если ты болен, идти тебе трудно,
А ночью дорога опасна, безлюдна,

Тогда посидим у костра до рассвета,
А завтра пойдем, о блюститель обета!»

Сатьяван: «Прошла моя боль головная,
Родители ждут меня, тяжко страдая.

До сумерек мать запрещала мне слезно
Скитаться, — ни разу я не был так поздно

В лесу! Даже днем поброжу я немного, —
Уже у родителей в сердце тревога,

Вернусь, — от обиженных слышу упреки:
«Как долго в лесу ты бродил, одинокий!»

В каком же волненье родители ныне,
В тревоге какой о единственном сыне!

Как часто, когда вечера наступали,
Они говорили мне в светлой печали:

«Докуда ты жив, мы не знаем забвенья.
Не сможем прожить без тебя и мгновенья.

Сыночек, ты — посох для старца слепого,
Ты наших потомков — оплот и основа,

В тебе — поминальная жертва, и слава,
И нашего рода надежда и право!»

Как мог я в лесу утомиться так скоро,
Когда я — родителей слабых опора!

Лишиться страшусь стариков своих милых, —
Я вынести горе такое не в силах!

Я знаю, волнуется наша обитель,
Терзается думой бессонный родитель,

Измучена матушка скорбью своею, —
О нет, не себя, — стариков я жалею!

Живу я, чтоб жили они, торжествуя, —
Для счастья, для жизни двух старцев живу я!»

Сказал и воздел он с рыданием руки.
Услышав отчаянья громкие муки,

Воскликнула праведница молодая,
С ресниц его слезы рукою снимая:

«Пусть свекра с свекровью хранит моя сила, —
Обеты и жертвы, что я приносила.

Вовек не сказала я речи обманной, —
Так пусть моя правда им будет охраной!»

Сатьяван: «Пойдем, ибо сердцем измучусь,
Боюсь, что ужасна родителей участь.

А будет им горе, — покончу с собою.
Пойдем же, прекрасная, темной тропою».

Тогда обняла Савитри молодая
Супруга, подняться ему помогая.

Он встал, и растер свое тело, и взглядом
Окинул кошелку, стоявшую рядом.

Она: «Завтра утром придем за плодами,
А острый топор пусть отправится с нами».

Повесив кошелку на ветке древесной,
Царевна топор подняла полновесный

И, мужа другой обнимая рукою,
Лесною тропою, безлюдной, глухою,

Пошла, дивнобедрая, легкой походкой.
Сатьяван сказал ей, прелестной и кроткой:

«Здесь часто бывал я и знаю дорогу.
К тому же и месяц растет понемногу.

Тропа раздвоится, достигнув поляны, —
На север пойдем, где приют мой желанный.

Здоров я, нетрудно шагать мне далече,
С отцом, с милой матерью жажду я встречи».

Возвращение Савитри и Сатьявана

Дьюма́тсена, годы влачивший в смиренье,
Внезапно обрел, осчастливленный, зренье.

Пошел он с женой своей, Ша́йбьей, в другие,
Соседние пустыни, рощи глухие.

Измучились, дряхлые, в поисках сына,
И горькою стала двух старцев судьбина.

Листок затрепещет, просвищет ли птица,
Сорвется ли плод, иль ручей заструится, —

Спешат, задыхаясь, услышав те звуки:
«Сатьяван с женою идут вдоль излуки!»

С телами, в которых торчали занозы,
С глазами, в тоске изливавшими слезы,

С ногами, что стерлись и были разбиты,
Родители, грязью и кровью облиты,

Метались в лесу средь растений безгласных.
Увидели брахманы старцев несчастных,

В обитель свою привели их с дороги,
Стараясь развеять страдальцев тревоги,

Рассказ повели о деяньях героев,
О древних царях, стариков успокоив,

А те говорили о сыне рассказы,
Про детство его и былые проказы,

И плакали и восклицали, рыдая:
«О где ты, сынок? Где сноха молодая?»

Так первый отшельник сказал им утешно:
«Была Савитри беспорочна, безгрешна,

Поэтому знайте, поэтому верьте:
Сатьяван женою избавлен от смерти!».

Второй: «Над собой одержал я победы,
Старательно мною изучены веды,

Я с юности жил в целомудрии строгом,
Пред Агни я чист — семипламенным богом,

И знаю, святыми жрецами наставлен:
Сатьяван женою от смерти избавлен».

И третий сказал: «Ученик я второго.
Насыщено правдой учителя слово.

Он прав, ибо даром провидца прославлен:
Сатьяван женою от смерти избавлен».

Четвертый сказал убежденно и веско:
«Не станет вдовицею ваша невестка, —

И с этим надежду свою соразмерьте:
Сатьяван женою избавлен от смерти».

И пятый: «Обет воздержанья от пищи
Блюдет Савитри, чтобы сделаться чище,

Ты зренье обрел и весь мир тебе явлен, —
Так, значит, Сатьяван от смерти избавлен».

Шестой: «Так, как в должном кричат направленье
И птицы и звери, а ты, чье правленье

Законно, опять овладеешь страною, —
Сатьяван от смерти избавлен женою».

Седьмой: «Царский сын наделен долголетьем,
Так, значит, живого Сатьявана встретим!»

Полночи минуло в таком разговоре,
Страдальцев немного развеялось горе, —

И видят: в приют, где живет благочестье,
Вступает царевна с Сатьяваном вместе.

Сказали жрецы: «О былом не восплачем!
Ты встретился с сыном, ты сделался зрячим,

К тебе Савитри возвратилась обратно,
О царь, значит, счастье твое троекратно,

А скоро пребудешь в покое и мире,
И счастье твое станет больше и шире».

Затем разожгли святожители пламя,
Дьюма́тсену громко почтили хвалами.

Как дым, улетучились грусть и кручина.
Спросили отшельники царского сына:

«Ты поздно вернулся порою ночною, —
Иль раньше не мог возвратиться с женою?

Быть может, преграда была на дороге?
Отец твой и мать истерзались в тревоге,

Мы тоже к богам обращались с мольбою, —
Царевич, поведай, что было с тобою?»

Сатьяван: «Мы в глубь углубились лесную,
И вдруг я почувствовал боль головную.

Заснул я, ища исцеленья от боли, —
Так долго ни разу не спал я дотоле!

Мы поздно вернулись по этой причине,
И поводов нет для смятенья отныне».

Спросил старший жрец: «Неужели случайно
Прозрел твой отец? Если это не тайна,

То пусть Савитри, чей прославится разум,
Тьму ночи развеет правдивым рассказом».

«Не прячу я тайны, — царевна сказала, —
Всю правду поведаю вам от начала.

Предсказанный мудрым день смерти супруга
Пришел. Не хотела покинуть я друга.

Заснул он в лесу под листвою густою.
Вдруг Яма всесильный явился с петлею.

Связал он супруга петлею смертельной,
Понес его к праотцам в край запредельный.

Я грозного бога хвалами почтила
И пять драгоценных даров получила:

Два дара для свекра — держава и зренье;
Отцу моему — сто сынов; и даренье

Четвертое — сто сыновей мне, смиренной;
Сатьявана жизнь — пятый дар несравненный!

Четыреста лет проживем без тревоги:
Недаром обет выполняла я строгий.

Правдиво поведала вам, без пристрастья,
Как счастьем окончились наши несчастья».

Сказали подвижники: «В море страданий
Тонул царский род, погибая в тумане.

Жена, чьи поступки и помыслы святы, —
Семью властелина от смерти спасла ты!»

Воздав наилучшей из женщин хваленье,
Жрецы удалились в свое поселенье.

Вновь сели при первом дыханье прохлады
И утренние совершили обряды.

Внезапно старейшины-шалвы, все вместе,
Пришли, принесли долгожданные вести:

«Придворный убил похитителя власти,
И войско бежало, распавшись на части.

Народ в единенье Дьюматсену славит:
«Незрячий иль зрячий — пусть нами он правит!» —

О царь, с этим прибыли мы из столицы,
Собрав твое войско и взяв колесницы.

Услышь славословья народа родного,
Воссядь на престоле наследственном снова!»

Упали, на облик взглянув величавый:
Вновь зренье обрел повелитель державы,

Как будто он снова и силен и молод!
Почтил он жрецов и отправился в город

В большой, запряженной людьми, колеснице,
Где место нашлось и снохе и царице.

Вновь стал он царем, а наследником трона —
Сатьяван, — и страж, и опора закона.

Величье его Савитри озарила,
Когда ему сто сыновей подарила,

И сто сыновей произвел Ашвапати —
Властителей царств и водителей рати.

Отца, и супруга, и свекра с свекровью
Спасла Савитри всепобедной любовью.


Перевод с санскрита С. Липкина
(Махабхарата. Рамаяна. М.: Художественная литература, 1974, 608с.)

“Махабхарата”, Араньякапарва (Книга третья, “Лесная”), главы 277-283

👉 Защита женщин и ранние браки по договору родителей

Поделиться с друзьями
На Голоку!
Добавить комментарий

ru en de fr it es pt nl hi bn ta mr tr ar zh ko ja